Усадьба Саввы Ивановича Мамонтова, русского предпринимателя и мецената, на Садово-Спасской улице в Москве была не просто жилым домом, а настоящим культурным центром конца XIX века. Здесь собирались выдающиеся деятели искусства и культуры, создавая уникальную атмосферу творчества и вдохновения.

До наших дней сама усадьба практически не сохранилась — уцелел лишь флигель. Однако с этим домом связаны имена множества выдающихся людей.

Щедрость и веселый нрав Мамонтова делали его бесконечно привлекательным для окружающих. В стенах усадьбы проводились музыкальные вечера, театральные постановки и художественные выставки. Мамонтов организовывал любительские спектакли, в которых участвовали как профессиональные актеры, так и гости дома.

В доме на Садовой практиковались чтения по ролям. Читали Островского, Гоголя, Грибоедова, Фонвизина, «Царя Фёдора» А. К. Толстого, «Маленькие трагедии» А. С. Пушкина и «Бориса Годунова». Однажды Мамонтов предложил: «А почему бы нам не устроить домашний театр?». 31 декабря 1878 года кабинет мецената был превращён в сцену и зрительный зал. Новогодний «капустник» дал начало домашнему театру Мамонтовых. Кроме хозяев, там играли Серов, Врубель, Васнецов. Из этой домашней самодеятельности выросла Частная русская опера, где раскрылся талант Шаляпина.

В этой усадьбе жили и работали великие русские художники. В 1890-е годы в дом переехал Михаил Врубель. Здесь он не только написал «Демона сидящего», но и создал эскизы для строительства флигеля — единственной уцелевшей до наших дней части усадьбы.

В 1899 году Савву Ивановича арестовали, провели у него обыск, опечатали имущество и публично отправили в наручниках пешком по Москве — от роскошной усадьбы на Садово-Спасской до тюрьмы. По слухам, в то время Мамонтов был близок к самоубийству и даже написал предсмертную записку. Его многочисленные друзья и родственники пытались ему помочь, но безрезультатно. Спустя несколько месяцев Мамонтова оправдали, но в эту усадьбу он уже не вернулся. Савва Иванович переехал в свой дом в Бутырках, о котором в нашем путеводителе есть отдельный рассказ.

Вы находитесь перед одним из самых необычных зданий Москвы — знаменитым Чайным домом на Мясницкой улице. Даже спустя 130 лет этот удивительный дом продолжает привлекать внимание прохожих — подобных нарядных, роскошных зданий в азиатском стиле в Москве практически нет. Его фасад, украшенный яркими восточными орнаментами, драконами и миниатюрной пагодой, кажется перенесенным к нам из сказок о Поднебесной. Однако за этой экзотической красотой стоит не только любовь к китайской культуре, но и история амбициозного соперничества двух братьев-купцов — Семена и Сергея Перловых.

Династия Перловых занималась продажей чая более века. В конце XVIII века дед Сергея и Семена, Алексей Перлов, начал продавать москвичам этот напиток, который в то время был совсем не популярен. Народ предпочитал традиционные квас и сбитень, а чай воспринимался скорее как целебное средство, но отнюдь не как повседневный напиток. Предприимчивость и активность Алексея позволили ему быстро расширить бизнес, открывая чайные магазины в разных районах Москвы и умело привлекая покупателей.

В 1860 году появилось Товарищество чайной торговли «В. Перлов с сыновьями». Дело деда и отца продолжили два единокровных брата (у них был один отец, но разные матери) — Семен и Сергей. Чайный бизнес семьи процветал не только в России, но и за ее пределами: Перловы открыли шикарные магазины в европейских столицах. Однако братья выбрали путь конкуренции — каждый основал собственную фирму. Им хотелось самостоятельности, хотелось проявить себя, оценить свои силы и реализовать собственные деловые амбиции. Неизбежная детская конкуренция между талантливыми братьями не исчезла с их взрослением, а, напротив, только усилилась.

В 1896 году на празднование коронации Николая II в Москву должен был прибыть известный в деловых кругах китайский чиновник Ли Хун-чжан. Два брата, Сергей и Семен Перловы, владельцы конкурирующих чайных компаний, готовились к этому событию, ведь общение с китайским сановником обещало новые перспективы по поставкам чая в Россию. Семен Перлов украсил свой дом на 1-й Мещанской улице китайскими растениями, шелковыми панно и бумажными фонариками, создавая атмосферу, способную покорить гостя.

Сергей Перлов подошел к задаче более основательно и креативно. Он полностью перестроил фасад и интерьеры чайного магазина в своем доме на Мясницкой. Стараниями известного архитектора Карла Гиппиуса здание преобразилось: на фасаде появились разноцветные восточные орнаменты, фигурки драконов, а наверху — подобие китайской пагоды. Однако почетный гость остановился у старшего брата, Семена Перлова, и, по слухам, даже не увидел перестроенный в его честь дом Сергея.

Тем не менее китайский фасад и эффектное оформление магазина сыграли свою роль в развитии бизнеса Сергея Перлова. Само место оказалось на редкость удачным: оживленная Мясницкая улица привлекала как деловую публику, так и гуляющих горожан, а также пользовалась популярностью у приезжих — ведь она вела прямо от центра Москвы к трем главным вокзалам.

Перловы понимали, насколько важно правильно транспортировать и хранить чай, чтобы сохранить его вкус и аромат. Благодаря их инициативе был принят закон, обязывающий фасовать чай в упаковки с указанием производителя и даты фасовки.

Сергей Перлов, как истинный предприниматель, осознавал, что важны не только качество продукции, но и ее привлекательная упаковка. Одним из его нововведений стали расписные жестяные коробки для хранения чая — так называемые чайницы. Эти красивые упаковки с поговорками о чае (например, «Чай не пьешь — откуда силы берешь?») служили не только практичным средством хранения, но и отличной рекламой. Даже после того как чай был выпит, нарядные коробки превращались в шкатулки для мелочей, постоянно напоминая хозяевам и гостям о вкусе чая Сергея Перлова.

Сегодня Чайный дом остается архитектурной жемчужиной Москвы. В нем до сих пор работает магазин «Чай — Кофе», где можно почувствовать атмосферу старинной чайной торговли. Так что, если хотите ощутить дух той эпохи, загляните внутрь, выберите ароматный чай и вспомните о братьях Перловых, чье соперничество сделало их фамилию символом качества и традиций.

Сложно найти человека, который не слышал бы про династию Мамонтовых. Одним из её ярких представителей был Савва Иванович Мамонтов — человек весьма разносторонний: успешный бизнесмен, с одной стороны, творческая, увлекающаяся натура — с другой.

У Саввы Ивановича всегда было множество начинаний: театр, издание художественных альбомов, гончарный цех. Ещё одной серьёзной задумкой стала идея жилого и культурного строительства. Привыкший делать всё основательно, в 1897 году Мамонтов организовал Северное домостроительное общество и в качестве первого масштабного проекта задумал возвести в центре Москвы роскошное здание. Именно рядом с ним вы сейчас находитесь — гостиница «Метрополь».

В конце XIX века Москва стремительно менялась, и Мамонтов мечтал создать здесь первый в России современный многофункциональный культурный центр. Он планировал построить не только оперный зал на три тысячи человек с великолепной акустикой, но и гостиницу, способную впечатлить гостей красотой интерьеров, высоким уровнем сервиса и изысканной кухней. Его фантазии не было предела: помимо прочего, он хотел разместить в здании каток, выставочные залы, пространства для маскарадов и танцевальных вечеров.

Из представленных на конкурс архитектурных проектов был выбран проект англичанина Уильяма Валькотта. Здание строилось в популярном тогда стиле модерн. Художественное оформление фасадов и интерьеров Мамонтов собирался доверить своим именитым друзьям-художникам — Поленову, Врубелю, Васнецову, Коровину.

Мысль о будущем театре с гостиницей вдохновляла Мамонтова. Он любил многозадачность, круговорот событий и разнообразие дел. Станиславский как-то сказал ему: «Ты, брат, бизнесмен с душой художника! Как это можно — в одно и то же время руководить постановкой домашнего спектакля, писать пьесу, лепить скульптуру и диктовать бумаги по железнодорожным делам?»

Во время начала строительства Савва Иванович был занят «по всем фронтам»: творил, придумывал, выбирал, обсуждал важные вопросы, устранял проблемы, принимал решения и, главное, управлял ключевыми процессами. Однако через несколько месяцев грянул гром.

В сентябре 1899 года учредители Северного домостроительного общества — Савва Мамонтов и Константин Арцыбушев — были арестованы по обвинению в финансовых злоупотреблениях при строительстве железной дороги. Несмотря на то, что в ходе суда Мамонтова оправдали, большая часть его имущества ушла на покрытие долгов, а сам он был объявлен банкротом. Блестящая карьера оборвалась — и строительством гостиницы «Метрополь» занялись уже другие люди, с иными идеями и планами.

Вы находитесь перед зданием ЦУМа, где под одной крышей собраны самые фешенебельные магазины, или, как сейчас принято говорить, люксовые. Но давайте перенесемся на 150 лет назад и попробуем представить, как выглядело одно из самых модных торговых мест Москвы конца XIX века…

Торговый комплекс был построен по заказу русского предпринимателя и благотворителя Гаврилы Гавриловича Солодовникова. Пассаж был частью большого торгового квартала от Кузнецкого Моста до Театральной площади. Здесь располагались несколько пассажей, а также известный торговый дом «Мюр и Мерилиз». В галереях Солодовниковского пассажа находилось множество магазинов, среди которых музыкальный магазин П. И. Юргенсона, ювелирный магазин Хлебникова и магазин товарищества А. И. Абрикосова.

Существует интересная история о том, как Гаврила Солодовников приобрел два соседних здания, ставших впоследствии основой пассажа.

Однажды московский купец Усков поделился с Солодовниковым, что собирается приобрести в бойком месте, возле Кузнецкого моста, рядом с Большим театром, новое торговое здание — пассаж. Он похвастался, что уговорил хозяина пассажа уступить ему 500 000 рублей и в итоге сделка состоится за два миллиона. Гаврила Гаврилович с интересом выслушал знакомого, а после встречи отправился к владельцу пассажа и тут же совершил покупку за два с половиной миллиона. Доверчивый Усков остался ни с чем. Аналогичным образом Солодовников перекупил и соседний дом, так называемый дом Татищева. Соединив и перестроив оба здания, он вскоре открыл шикарный универмаг.

Коварство Солодовникова было известно всей Москве. Его современник, журналист Влад Дорошевич, как-то написал про Гаврилу Гавриловича: «Его знала вся Москва, и вся Москва терпеть не могла».

Новый пассаж Солодовникова быстро завоевал популярность. Чтобы привлечь покупателей и сделать магазин более привлекательным, предприимчивый купец открыл в своем универмаге театральный зал, где давались небольшие представления. Декорации к одному из спектаклей создавал сам Федор Шехтель. В нескольких залах устраивались художественные выставки. Обслуживание посетителей было на высшем уровне, а часть товаров доставлялась на дом — это было приятным новшеством для того времени.

Кстати, и в этом проекте купец проявил хитрость. Сначала он установил низкую арендную плату, а когда лучшие торговцы потянулись в магазин, а за ними и многочисленные покупатели, Гаврила Гаврилович резко поднял стоимость аренды. «…Попались голубчики в ловушку. Он их и облупливает. Стонут!» — писал тот же Дорошевич.

Пассаж продолжал работать и после смерти Солодовникова, и даже после революции 1917 года. Однако во время Второй мировой войны, в 1941 году, здание пассажа было разрушено ударом бомбы. В настоящее время на этом месте находится здание ЦУМа.

Первый магазин, в который мне, пятилетней, разрешили пойти одной, был магазин «Молоко» — в соседнем доме, на Садовом кольце у метро «Павелецкая». Я обожала светлые кафельные стены, витрины со стеклянными бутылками и цветными блестящими крышечками: серебристой для молока, зеленой для кефира, розовой для ряженки. А нежные, желтовато-белые круглые сыры! А огромные куски шоколадного масла! Во времена моего детства такие магазины были по всей Москве. А придумал и создал специализированные молочные магазины в России Александр Васильевич Чичкин.

Александр Васильевич родился в семье речного лоцмана, который не уделял сыну должного внимания. Это сформировало глубинную установку: рассчитывать только на себя, «бороться за жизнь», думать о своих потребностях и выгоде — раз беспокоиться больше некому. А еще Саша бессознательно начал искать столь нужную ему «отцовскую фигуру» — взрослого, который искренне поверит в его природные способности, поддержит, научит.

Одним из таких людей стал купец, владелец молочного бизнеса Владимир Иванович Бландов. Вначале он направил Чичкина вместе с другими ребятами в школу с «молочным уклоном». Оценив деловой потенциал молодого человека, Бландов способствовал продолжению его учебы в московском реальном училище, потом в Петровской сельскохозяйственной академии и даже в Институте Пастера в Париже!

Удивительное расположение Бландова к Александру и его финансовая поддержкапозволили энергичному, набравшемуся опыта и знаний Чичкину после возвращения из Франции открыть в Москве на Петровке первый специализированный магазин «Молоко» (Александр Васильевич называл магазины «молочными станциями»), где впервые в одном месте продавались молоко и все молочные продукты, и стал неутомимо двигаться дальше.

Но история «отца и сына» имела странный и плачевный финал. Открывая все новые магазины, Чичкин подавлял и разорял своих конкурентов. В какой-то момент среди конкурентов оказался и Владимир Бландов. Александр не пощадил своего благотворителя. Он предал того, кто его вырастил и помог состояться.

Глубинная психологическая установка «рассчитывай только на себя!» не позволяет доверять окружающим людям, но требует постоянного наращивания своих компетенций, реализации образующихся перспектив и возможностей: «Я должен использовать все шансы, чтобы состояться и ни в чем не нуждаться!»

Чичкин отличался редкостным трудолюбием и хозяйственностью. Великолепно считал. Был прагматичен. Обладал потрясающей дальновидностью, стратегической «зоркостью». В течение нескольких лет открыл по всей стране десятки аналогичных магазинов — с белыми кафельными стенами, высоким качеством и разнообразием товаров, отличной организацией поставок и обслуживания покупателей.

До этого молоком и молочными продуктами в Москве торговали на рынках и на дому. Особенностью магазина Чичкина был жесткий контроль качества и продуманность организации торговли: например, первый в Москве кассовый аппарат появился именно в магазине Чичкина. Слух и реклама об идеальной чистоте и культуре работы продавцов нового молочного магазина сделали Чичкина лидером молочной торговли в Москве.
В 1918 году вся молочная империя Чичкина была национализирована, а сам он уехал во Францию, но спустя 4 года вернулся. Как ни странно, он смог найти себя в новой системе, тесно сотрудничал с Микояном, которого знал еще до революции, продолжил заниматься молочным делом.

Вся дальнейшая жизнь Александра Васильевича вписывалась в непростую историю страны. Он пережил несколько лет ссылки в Северном Казахстане, постоянно много работал — консультировал, читал лекции технологам, помогал в организации производства и торговли молочными продуктами в разных республиках СССР. Во время Великой Отечественной войны участвовал в создании новых технологий «кризисного молочного производства» — в условиях ограниченных ресурсов. Он был по-прежнему полон творческих идей, все его предложения были масштабны, разумны, практичны. Многие из них были внедрены.

Недавно я провела короткий опрос среди руководителей крупного и среднего бизнеса — кто знает имя «молочного» предпринимателя Александра Чичкина. Его не знал никто. Даже менеджеры молочной компании Danon— я говорю о русских сотрудниках. Его имя и дело забыты, его наследство — чудесные молочные магазины не сохранились. Конечно, историки, москвоведы, узкие специалисты пищевой промышленности слышали про незаурядного человека, но этого мало. Он забыт и забыт незаслуженно. Я надеюсь, к нему еще придет слава. Вечная, безусловная, неслучайная.

Построить свой театр Гаврила Гаврилович Солодовников — богатейший московский купец — мечтал всю сознательную жизнь.

В мае 1893 года Солодовников подал в городскую управу прошение о разрешении построить на своем земельном участке на Большой Дмитровке концертный зал с театральной сценой «для произведения феерий и балета». За составлением проекта он обратился к архитектору Терскому. Тот, зная о скупости Солодовникова, предложил довольно скромный проект двухэтажного театрика, который Гаврила Гаврилович с негодованием отверг как слишком бедный. В новой редакции театр представлял собой огромное шестиэтажное здание с четырехэтажной пристройкой.

На земельном участке уже находилось здание усадьбы, и одним из пожеланий Солодовникова было максимально сохранить существующие стены и завершить работу в сжатые сроки. Терский свою задачу выполнил, хотя планировка здания получилась довольно запутанной.

Строительство было завершено в рекордные сроки: уже через восемь месяцев театр был готов. «Устроен театр по последним указаниям науки в акустическом и пожарном отношениях», — восторженно писали газеты. «Театр, выстроенный из камня и железа на цементе, состоит из зрительного зала на 3100 человек, сцены в 1000 кв. сажен, помещения для оркестра на 100 человек, трех громадных фойе, буфета в виде вокзального зала и широких боковых коридоров, которые могут заменить фойе».

Однако государственная комиссия была не столь оптимистична. «Внутренняя отделка носит характер неоконченности и неряшливости, в театре плохая вентиляция, отсутствуют аварийные лестницы и выходы, тесные фойе и коридоры, асфальтовые полы, неблагоустроенные туалеты, множество неудобных мест в зале с плохой видимостью… Лестницы в удручающем состоянии, а улица слишком узка для такого количества народа», — констатировала комиссия и отказалась подписать акт приемки.

Почти год театр не работал, а созываемые одна за другой комиссии отказывались его принять, пока не будут устранены недоделки. Тем временем труппы, собранные антрепренерами по заказу Солодовникова, сидели без работы. И тут проявилась его нелицеприятная черта: он просто сделал вид, что никаких договоренностей не было и что он никому ничего не должен. По сути, он попросту обманул партнеров.

В итоге «Большой частный театр Солодовникова», который в прессе успели окрестить «Дмитровским сараем», был открыт лишь в конце 1895 года.

В 1896 году в театре открылась первая в России частная оперная антреприза, финансируемая Саввой Мамонтовым. Именно здесь состоялись премьеры первых московских постановок опер «Снегурочка» и «Псковитянка» Николая Римского-Корсакова, «Хованщина» Модеста Мусоргского, «Орлеанская дева» Петра Чайковского и «Каменный гость» Александра Даргомыжского. В этом здании впервые в Москве выступил Фёдор Шаляпин.

В том же 1896 году в театре прошел первый московский киносеанс: публике представили картины братьев Люмьер, включая легендарное «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота».

В 1907 году театр сгорел. Восстанавливал здание мастер московского модерна ТрауготБардт.

Год спустя здесь открылся Оперный театр Зимина, где также проходили балетные постановки. На этой сцене выступала труппа Михаила Фокина, танцевали Матильда Кшесинская и Айседора Дункан.

С 1961 года в этом здании располагается Московский театр оперетты.

Во время нашей прогулки я уже не раз рассказывала истории о скупости купца Гаврилы Солодовникова, которая, тем не менее, уживалась с его щедростью в отношении благотворительных проектов. Мы находимся напротив здания Московской консерватории, в строительстве которой также принимал участие Солодовников. Однако, чтобы ярче подчеркнуть две противоположные черты характера Гаврилы Гавриловича — скупость в личных делах и щедрость в общественных — начну с одной истории.

В 1881 году Аделаида Куколевская, многолетняя возлюбленная Солодовникова и мать его пятерых детей, подала на него судебный иск из-за отказа купца финансово обеспечивать их. Однако на суде обвиняемый прилюдно подтвердил своё нежелание выделять средства, заявив, что уже потратил на семью достаточно. Судьи были поражены, когда Солодовников выложил гору квитанций и чеков, которые, как оказалось, он тщательно хранил и теперь использовал как аргумент в пользу того, чтобы больше не участвовать в жизни оставленных им детей. Суд вынес решение в пользу Куколевской, однако Солодовников безуспешно пытался его опротестовать.

В «Осколках московской жизни» Антон Павлович Чехов с нескрываемым презрением писал об этом деле: «Денег у него куры не клюют… Петербургская судебная палата, отменив приговор окружного суда, обязала папашу выплачивать детям и „ей“ только по 2000 каждому. Дети сугубого миллионера, загребающего деньжищи лопатою, будут получать до совершеннолетия только по 2000…».

При этом, будучи не чужд музыкальному искусству, Солодовников внес значительную сумму на строительство Московской консерватории. В 1891 году он пожертвовал 200 000 рублей на возведение её Большого концертного зала. Этих средств хватило, в том числе, на сооружение роскошной мраморной лестницы, которая, по словам прессы, «символизировала духовное возвышение человека под действием высокого искусства». Кстати, за этот вклад Солодовников был награждён орденом.

Павел Шелапутин, предприниматель, промышленник, благотворитель и меценат, с рассказами о котором мы не раз встречаемся на нашем маршруте. Был человеком деятельным, предприимчивым и полным энтузиазма. Он работал не покладая рук, изучал производства и рынки, расширял деловые связи. Возможно, именно такой стиль ведения дел позволил ему заработать баснословное состояние.

При этом Павел Григорьевич отличался скромностью, неприхотливостью и простотой в быту. По словам современников, «Шелапутин был миллионером, но одевался просто и по внешнему виду почти не отличался от крестьянина. Часто можно было видеть на Филях его покосившуюся на один бок бричку, в которой мерно покачивался Павел Григорьевич со своей женой». А вот еще цитата из журнала «Нева» 1914 года: «Павел Григорьевич среди многих меценатов выделялся, во-первых, широким размахом своей благотворительной деятельности, а во-вторых, изумительной скромностью: его благотворительность и просветительская деятельность выражались огромной суммой в 8 млн руб. (если не более), но он умел ставить себя в тень — о нем мало говорили, и создавалось впечатление, будто основанные им замечательные учреждения вырастали сами собой».

Бытовая скромность не мешала ему инвестировать значительные средства в проекты, которые казались ему перспективными. А уж если он за что-то брался, то делал это на совесть. Например, он сделал выгодные инвестиции в строительство так называемых Средних торговых рядов в центре Москвы, в Зарядье.

Торговля на месте современных Средних торговых рядов началась еще в XIV веке. В 1594 году здесь были построены первые каменные лавки между улицами Ильинка и Варварка. После пожара 1812 года ряды неоднократно перестраивались, отражая изменения в архитектурных стилях и потребностях города. В 1889—1893 годах по проекту архитектора Романа Ивановича Клейна был возведен новый комплекс зданий, который мы видим сегодня. Этот трехэтажный комплекс занимает целый квартал Китай-города и является частью архитектурного ансамбля вместе с Верхними торговыми рядами (историческое название ГУМа).

Здание Средних торговых рядов выполнено в стиле эклектики с элементами русской архитектуры. Фасады украшены декоративными элементами, отражающими богатство и разнообразие товаров, которые здесь продавались. Внутренний двор комплекса служил для разгрузки товаров и был важной частью торгового процесса.

Павел Григорьевич стал одним из крупнейших пайщиков и председателем совета акционерного общества, созданного для перестройки старых торговых помещений. Благодаря его вложениям и хлопотам здания торговых рядов (их главная функция — хранение привозимых купцами и продаваемых товаров) были оборудованы новейшей по тем временам системой отопления, вентиляцией, большими лифтами для подъема грузов и даже собственной электростанцией. В итоге прибыль Шелапутина от этих вложений значительно превзошла ожидаемую.

Шелапутин был известен своей щедростью и стремлением к развитию городской инфраструктуры. Его вклад в строительство Средних торговых рядов не только улучшил условия торговли, но и способствовал преобразованию центра Москвы. Высокие амбиции и масштабность замыслов заставляли его искать новые рынки, постоянно идти на эксперименты, используя при этом смекалку, предприимчивость и эрудицию. Но главная идея, которой он следовал всю жизнь, — в том, что возможность отдавать, творить, помогать, делать других счастливыми приносит человеку гораздо больше удовлетворения, чем личное богатство.

Николай Александрович Второв — человек, в 1917 году признанный самым богатым в России. Если провести аналогию с современностью, в дореволюционное время он возглавлял бы условный список Forbes. Бизнес Второва был масштабным и диверсифицированным — 200 предприятий в разных отраслях. Хотя сегодня о Второве почти никто не помнит, в начале ХХ века его знали все. Второв был настолько богат, что его называли русским Морганом и поговаривали, что все, к чему он прикасается, превращается в золото. Он был финансово успешен в разных областях, лихо реализовывал удивительные по размаху проекты, а про его деловую хватку ходили легенды. Даже после революции он смог вписаться в новую реальность и несомненно достиг бы успеха и почета, работая на советскую власть, если бы не странная смерть.

В Москве Второв строил здания, отличавшиеся невероятным размахом и красотой. Некоторые из них дошли до наших дней — например, деловой комплекс на Китай-городе, созданный известным архитектором Иваном Сергеевичем Кузнецовым в 1913 году. Комплекс был выполнен в неоклассическом стиле, характерном для того периода. Его фасады украшены колоннами, лепниной и другими декоративными элементами, придающими зданию величественный и одновременно элегантный облик. До сих пор эти дома остаются доминантой Славянской площади. В них располагались удобные склады, просторные офисы, роскошная гостиница. Знакомые Николая Александровича не верили в успешность задуманного им «Делового двора», отговаривали от проекта, но коммерческое чутье Второва не подвело — «Деловой двор» окупился за первые месяцы, от арендаторов не было отбоя.

Однако судьба самого Николая Второва сложилась трагически. В мае 1918 года он был найден застреленным в своем рабочем кабинете в «Деловом дворе». Обстоятельства его смерти остаются загадкой до сих пор, а убийца так и не был найден.

Прогуливаясь по Славянской площади, обратите внимание на этот архитектурный шедевр. Он хранит в себе историю одного из самых амбициозных проектов своего времени и память о человеке, чье имя навсегда связано с развитием Москвы.

Николай Григорьев — «колбасный король», как его называли современники, был сыном крепостных крестьян из деревни Ратманово Угличского уезда. Углич в те времена славился производством колбасных изделий. Именно поэтому в 1855 году, когда Николаю исполнилось 10 лет, родители отправили его в подмастерья на одно из колбасных предприятий города. Это стало начальной ступенью головокружительной карьеры Григорьева.

После отмены крепостного права в 1861 году Николай взял фамилию Григорьев (по имени отца), добился получения документов и перебрался в столицу. Он начал с торговли пирогами с лотка в Охотном ряду. Активности и энергии ему хватало, чтобы с раннего утра до позднего вечера бегать по клиентам, разносить выпечку, искать новые возможности и знакомства.

Благодаря внутренней дисциплине и умению экономить Николай вскоре накопил достаточно средств, чтобы открыть в Охотном ряду небольшой колбасный цех. Тут и пригодились приобретённые в Угличе навыки. Григорьев был человеком упорным. Всю жизнь он оставался предан юношеской мечте: реализовать себя, найти своё дело, состояться в нём, стать уважаемым и обеспеченным человеком. Эта мечта не давала ему впадать в отчаяние, помогала преодолевать трудности и всё время настойчиво двигаться вперёд. Запуская своё дело, Николай Григорьевич столкнулся с множеством проблем. Грамотно решив каждую из них, он смог вывести бизнес на высочайший уровень, позволивший ему успешно конкурировать не только с отечественными компаниями по производству мясных продуктов, но и с самыми прогрессивными европейскими гастрономическими предприятиями.

В маршруте нашей прогулки есть две точки, связанные с Николаем Григорьевым: доходный дом на Пятницкой улице и место, где находилась фабрика Григорьева в Кадашах.

Сейчас мы с вами находимся перед доходным домом Григорьева. Это высокое здание в стиле модерн было возведено в конце XIX века по проекту архитектора Александра Михайловича Калмыкова. Фасад дома украшен богатым лепным декором: над входом в подъезд обратите внимание на женскую голову с распущенными волосами — Лорелею, популярный мотив того времени. На уровне третьего этажа вы увидите скульптуры, напоминающие головы медведей или волков, а на предпоследнем этаже — изображение совы. Привлекают внимание и два балкона необычной формы по разным сторонам здания. А ещё нельзя не впечатлиться огромными окнами в два этажа.

До революции на первом этаже располагался гастрономический магазин с продукцией фабрики колбасных изделий Григорьева. Для продажи своих изделий у фирмы было шесть собственных больших магазинов в Москве — на улицах Пятницкой и Большой Бутырской, на Страстной и Лубянской площадях, в Охотном ряду и во 2-м Кадашёвскомпереулке при фабрике. Продукция экспортировалась во многие европейские страны. Фабрика была «Поставщиком двора Его Императорского Величества» и получила золотые медали на выставках в Париже и Лондоне.

Помимо колбасы в фирменном магазине, располагавшемся на первом этаже дома на Пятницкой улице, продавались деликатесы: копчёная, варёная и рулетная ветчина, фаршированные гуси, утки, индейки и поросята.

В верхних этажах дома располагались меблированные комнаты «Пятницкое подворье», позже переоборудованные в квартиры.

После революции, в 1918 году всё имущество Григорьевых было конфисковано: фабрика и доходные дома национализированы. К счастью, доходный дом уцелел, и сегодня оставаясь жемчужиной Пятницкой улицы. А вот фабрику, которая была расположена совсем рядом, в Кадашевских переулках, постигла иная судьба.

Я уже рассказывала о том, что Николай Григорьев, благодаря своему трудолюбию и упорству, смог вырасти в купца второй гильдии, начав свою жизнь крепостным крестьянином. Конечно, далось это нелегко, а завершилась жизнь Николая Григорьева и вовсе трагично. Но обо всем по порядку. Место, около которого мы сейчас находимся, связано с самым расцветом деятельности Николая Григорьевича.

В 1878 году Николай Григорьев совершил ключевую для своей карьеры сделку: приобрел в Замоскворечье старый колбасный завод, превратившийся вскоре в знаменитую «Фабрику колбасно-гастрономических изделий Н. Г. Григорьева». Когда Григорьев приобрел в Кадашах едва дышащий колбасный завод, из сотрудников там оставалось всего 13 человек. Николай Григорьевич понимал, что развитие предприятия требует квалифицированной рабочей силы. Он сделал ставку на людей, близких ему по воспитанию, ценностям, духу. Григорьев был убежден, что такие подчиненные при добромк ним отношении будут лояльными и верными соратниками.

И не ошибся. В 1911 году на его фабрике числилось 100 служащих и 200 рабочих. Большинство из них были преданы ему лично. Рабочих Григорьев предпочитал приглашать со своей малой родины, из сел и деревень близ Углича. Он не понаслышке знал, что такое крепостной труд и насколько он неэффективен. Поэтому, встав у руля предприятия, он вкладывался в улучшение жизни сотрудников, обеспечивая им не только достойную заработную плату, но и хорошие бытовые условия.

Стараниями Николая Григорьевича рядом с заводом построили просторные общежития и купили несколько домов для рабочих, а на территории предприятия открыли столовую, прачечную, медицинский кабинет. Григорьев занимался и профессиональным развитием сотрудников: ввел систему наставничества — ветераны производства брали шефство над новоприбывшими, создал обучающие программы для новичков и программы повышения квалификации для опытных специалистов. Николай Григорьевич внимательно относился к землякам и помогал жителям своего села и окрестностей. Охотно брал их на работу (в том числе временную), выделял деньги на приданое деревенским невестам, привозил по церковным праздникам из Москвы обозы с мясными лакомствами. Позже, став действительно богатым человеком, он построил в родных местах многопрофильную больницу и фельдшерский пункт, которые обслуживали всю округу, а также великолепный храм с пятиярусным иконостасом, серебряной утварью и изысканными парчовыми облачениями для духовенства.

На приобретенном Григорьевым колбасном заводе не было электричества, значительная часть оборудования была сломана, станки устарели. Обновление предприятия требовало больших вложений. Николай Григорьевич был уверен, что для успеха необходимо самое современное оборудование и лучшая инфраструктура. Он осознавал риски, но был готов тратить серьезные суммы на технические новинки, которых в России в те времена почти ни у кого не было. Ему удалось взять значительный кредит, который он без колебаний пустил в дело. И снова выиграл. Григорьев наладил освещение предприятия, приобрел современный локомобиль, позволявший вырабатывать электричество, построил рельсы для вагонеток, облегчавших перевозку по заводу сырья и продукции. Все новейшее оборудование поступило из Европы: мясорубки, паровые машины, холодильники, один из которых был рассчитан на 10 тыс. пудов, то есть около 164 тыс. кг мяса. Для хранения продукции использовались подвалы выкупленных Николаем Григорьевичем близлежащих домов. На заводской территории он построил 16 кирпичных зданий для производственных и складских нужд, торговой и финансовой деятельности. Эти вложения позволили ему наладить эффективнейшее по тем временам производство. Бизнес стал активно развиваться, так как спрос на качественные мясные изделия в городе был огромен. К 1890-м годам производство Григорьева давало более 40% всей мясной продукции Москвы.

Не прошло и нескольких лет, как товары Григорьева стали получать золотые медали на российских и международных продуктовых выставках. Его предприятие наградили самым почетным в то время званием — поставщика двора Его Императорского Величества, получить которое было нелегко из-за большой конкуренции и максимально жестких требований к качеству товара.

Но настоящим триумфом было празднование 50-летия основания производства, состоявшееся в 1911 году. На торжественное чествование собралась не только купеческая элита страны и самые известные покупатели, но и простые люди, искренне любившие григорьевские продукты. В тот памятный день восторженным словам, приветствиям, письмам, благодарностям не было конца.

Революция 1917 года перечеркнула и уничтожила все, что так старательно взращивал Григорьев, — доброе отношение к людям, честное развитие бизнеса. В 1918 году специальным указом новой власти колбасный завод был национализирован. Прежние хозяева были изгнаны, все их имущество конфисковано. Поставленное новой властью руководство завода не обладало ни опытом, ни авторитетом. Рабочие разбежались. С заботой и умом выстроенное эффективнейшее производство остановилось. Как оказалось, практически навсегда. Правда, в 1950-х годах в заброшенных корпусах открылся «Московский экспериментальный консервный завод», но и это начинание не имело достойного продолжения.

В 1918 году сыновья Григорьева, продолжатели семейного дела, были арестованы. Жена в этот же год скоропостижно скончалась. А сам Николай Григорьевич, 75-летний старик, был объявлен как бывший капиталист и церковный благотворитель врагом народа и сослан в родную деревню, где у него уже не было ни жилья, ни средств к существованию. Местным жителям власти запретили в чем-либо ему помогать. Григорьев нищенствовал, просил милостыню. Спустя много лет односельчанка вспоминала: «Приходил к нам старичок, худой, оборванный, босой, и просил покушать…» Говорят, он одиноко жил в заброшенном доме в лесу и умер в 1923 году от голода.

Сейчас на территории фабрики и служебных помещений построены новые современные дома. Но если вы зайдете во двор церкви Воскресения Христова в Кадашах, то вдали, на старой краснокирпичной стене, можно увидеть необычную икону. В 2000 году купец и меценат Николай Григорьевич Григорьев был причислен к лику местночтимых святых новомучеников и исповедников Российских в Ярославской епархии.

С самого раннего возраста я помню этот дом на Якиманке. Он был похож на прекрасный терем из рисунков сборника французских сказок, которые я очень любила рассматривать. «Хоть бы мы пошли к разноцветному дому…» — думала я, выходя со взрослыми на прогулку по району. Став старше, я узнала, что в этом доме находится резиденция посла Франции, но совсем не удивилась, ведь именно этот дом изображён в моей книжке французских сказок. Этот особняк носит имя купца Игумнова и многие десятилетия имел «недобрую славу».

Дед Николая Васильевича Игумнова был уроженцем Иркутска, «сколотил» неплохой капитал. Его сыновья дружно приумножили семейное состояние, учредив так называемую «Большую мануфактуру» в Ярославле и приобретя золотые прииски в Восточной Сибири.

Обладая большим состоянием, успешным бизнесом и известным в деловых кругах именем, Николай Васильевич жил свободно, «на широкую ногу», не отказывая себе в любых прихотях.

В 1888 году Игумнов обратился к властям с просьбой разрешить возвести в Москве каменный дом на родной его сердцу Якиманке, напротив храма Иоанна Воина. Именно там дядя оставил ему в наследство участок с деревянным домом, вместо которого Игумнов решил построить шикарное здание.

Архитектором стал Николай Поздеев, поклонник «русского стиля». К работе были привлечены лучшие строители и художники. На строительство, длившееся шесть лет, было потрачено не менее миллиона рублей — по тем временам огромная сумма.

Игумнов хотел отразить в великолепии дома силу и размах своего купеческого успеха. Похожий на богатый терем, особняк с искусной резьбой, изразцами, витражами, башенками, арками и необыкновенными росписями поражал воображение, хотя и подвергался критике за «показную роскошь» и «недостаток вкуса». Москвичи специально приезжали подивиться на новоявленное чудо, а многочисленные гости, приглашённые Игумновым, восхищались изысканными интерьерами с невероятными орнаментами и анфиладами парадных залов в духе Людовика XV.

Однако вскоре по городу поползли слухи о том, что Николай Васильевич поселил в этом доме свою любовницу, танцовщицу по имени Любовь, а сам бывал там наездами. В один из внезапных приездов он якобы из ревности убил её, а труп замуровал в стене. И теперь дух убиенной неверной возлюбленной по ночам бродит по особняку. Приписывали Игумнову и то, что он своими придирками довёл до самоубийства архитектора Поздеева, который перед смертью проклял и дом, и хозяина. Однако никаких реальных оснований и доказательств эти истории не имели. Известно, что Поздеев скончался от туберкулёза. Тем не менее популярность дома и его хозяина на фоне таинственных слухов лишь росла.

Настоящая беда грянула в 1901 году. Игумнов устроил в особняке очередной роскошный бал. Николай Васильевич всегда отличался фантазией: на этот раз он разбросал в танцевальном зале на паркете из красного дерева золотые монеты. Гости, танцуя, топтали их. Всё бы ничего, но на каждой монете был изображён царь Николай II. Кто-то из приглашённых написал донос: мол, у Игумнова топтали изображение царя, и он это устроил намеренно! Власти отнеслись к делу серьёзно, и наказание оказалось суровым. Видимо, репутация Николая Васильевича уже была подмочена сплетнями и слухами. По указу самого императора Игумнов был незамедлительно сослан в Абхазию, без права возвращения в Москву. Там же он встретил революцию 1917 и прожил до 1924 года, работая агрономом в некогда принадлежавших ему фруктовых садах.

А теперь вернёмся к дому на Якиманке, ведь именно с него начался наш рассказ.

До 1925 года здесь находился клуб фабрики «Гознак» (и снова монеты!), затем — рабочее общежитие. А после здание передали в распоряжение Александра Богданова, учёного, утописта и общественного деятеля, основавшего здесь Институт переливания крови.

Позднее в особняке Игумнова обосновался Институт мозга, созданный для всестороннего изучения мозга Ленина. Сюда же под охраной привозили мозги известных политиков и деятелей культуры, надеясь раскрыть тайну гениальности.

Атмосфера некогда праздничного терема стала гнетущей, тревожной. «Кажется, что после смерти мозг ещё продолжает жить здесь. Кажется, что он обитает в этих лабораториях, в этом стильном особняке, где сосредоточены научные усилия по глубокому изучению такого сложного органа, как мозг», — говорил директор Института мозга, нейрофизиолог Семён Саркисов.

Однако вскоре и этот Институт перевели в другое, более подходящее место. С 1938 года дом Игумнова облюбовали чиновники французского посольства. Сегодня это великолепное здание является памятником архитектуры федерального значения и официальной резиденцией французского посла.

На Миусской улице стоит изящное здание в стиле модерн — родильный дом имени Агриппины Абрикосовой. Но примечательно оно не столько своей архитектурой, сколько историей появления.

Агриппина Александровна была женой фабриканта Алексея Ивановича Абрикосова — того самого, кто развил до невероятных масштабов кондитерскую фабрику, известную сейчас как «Бабаевская» (после революции фабрика была названа именем революционера Петра Бабаева, который, конечно, не имел к ней никакого отношения). Именно Алексей Абрикосов придумал конфеты «Гусиные лапки» и шоколадных зайцев, начал выпускать сладости в красочных обертках и коробках. Такие привычные нам сейчас вещи полтора столетия назад были настоящим прорывом.

Алексей Абрикосов был крайне успешным предпринимателем, но и его жена не сидела без дела: активно занималась благотворительностью, помогала приютам и больницам, управляла доходным домом. А еще родила 22 ребенка! Детская смертность даже в конце XIX века оставалась высокой, независимо от достатка семьи. У Абрикосовых выжило и выросло семнадцать детей.

Как никто другой понимая сложности материнства и важность профессионального родовспоможения, в 1889 году Агриппина Александровна на собственные деньги открыла в Москве первый бесплатный родильный дом и клинику женских болезней. Несмотря на свою занятость, она находила время, чтобы регулярно навещать пациенток, слушать их истории, делиться родительским опытом и оказывать посильную помощь.

В соответствии с завещанием Абрикосовой в 1906 году на Миусской площади в Москве был открыт новый родильный дом на 70 коек — посмертный подарок жительницам города. Здание в стиле модерн было построено по проекту архитектора Иллариона Иванова-Шица (он же спроектировал здание Университета имени Шанявского, который находится совсем рядом, через сквер.

Сейчас в этом здании располагается Российский государственный университет).
Пройдет чуть больше десяти лет, и роддом, построенный на деньги многодетной матери, станет носить имя Надежды Крупской, у которой детей вовсе не было. Вот такая ирония судьбы.

В 1994 году роддому вернули историческое название — «имени Абрикосовой», но на фасаде осталась надпись с именем Надежды Крупской. Увы, в 2012 году старейший в Москве роддом был закрыт. Сейчас в здании находится «Соцэнерго».

Русское купечество, известное своей деловой хваткой и свободолюбивым духом, сыграло значительную роль в развитии экономики и культуры, а также в становлении благотворительности в дореволюционной России. Представители этого сословия активно поддерживали искусство, бескорыстно вкладывали деньги в систему образования, помогали страждущим и обездоленным. Конечно, каждый из них был неидеален: ошибался, искал выгоду, порой совершал нелицеприятные поступки и сбивался с пути. Недаром в некоторых литературных произведениях — сказках, пьесах, баснях — запечатлён образ купца как алчного и недалёкого богача.

Гаврила Солодовников был в чём-то похож на того самого купца из сказок: не получив хорошего образования, он, тем не менее, оказался весьма успешен в делах и довольно быстро сколотил огромное состояние, но при этом был невероятно скуа. Ходили упорные слухи, что в трактирах он заказывал вчерашнюю кашу, которую подавали практически бесплатно. В его доме мебель и вся обстановка были старыми, в плохом состоянии — ничего нового он сознательно не покупал. Сам Солодовников ходил в обносках, ел мало, но в гостях позволял себе гораздо больше. Иногда мог стащить с уличного лотка фрукт или булочку — не столько ради озорства, сколько из нежелания платить. Жадничал в крупном и по мелочам, указывали современники.

Удивительно, но даже самые прижимистые и жадные люди могут стать выдающимися филантропами. Солодовников запомнился и прекрасными душевными порывами.

В 23 года, когда его состояние ещё не было столь велико, он, совместно с предпринимателем Алексеем Лобковым (который был инициатором и главным устроителем), активно участвовал в создании Варваринского сиротского дома для девочек на Шаболовке. На его строительство он пожертвовал 200 000 рублей — по тем временам существенную сумму — и долгие годы оставался его попечителем и меценатом.

Здание приюта было построено в 1849 году по проекту архитектора М. Д. Быковского — известного зодчего, который к тому моменту уже возвёл Московскую биржу на Ильинке. Это был один из самых современных детских приютов своего времени: просторные помещения, продуманная вентиляция и отопление. Здесь была большая столовая, классы, мастерские и даже сад, чтобы дети могли не только учиться, но и отдыхать.

Облик двухэтажного здания был довольно аскетичным, но центральная часть раньше выглядела более внушительно: здесь возвышался купол домовой церкви Святой Варвары, освящённой в 1855 году в память об умершей дочери Лобкова.

В начале XX века Варваринский сиротский дом имел статус женского профессионального учебного заведения на 40 воспитанниц. Принимались девочки-сироты от 9 до 14 лет, независимо от их сословного происхождения. Здесь они получали начальное образование и осваивали основы рукоделия и домашнего хозяйства.

В 1919 году приют был окончательно закрыт. Позже купол срубили, и здание визуально уменьшилось.

В начале 20-х годов XX века знаменитый инженер В. Г. Шухов возвёл по соседству гиперболоидную конструкцию, впоследствии получившую название Шуховской башни. 19 марта 1922 года отсюда началась трансляция радиопередач — так бывшее здание приюта превратилось в радиоцентр.

Позже здесь находился и телецентр — со временем слово «Шаболовка» стало для москвичей синонимом телевидения. Несмотря на перенос в 1967 году основной телевизионной площадки страны в Останкино, Шаболовский комплекс сохранил свою специализацию: здесь располагались редакции детских и научно-популярных программ Центрального телевидения СССР. Сегодня в здании бывшего приюта находится Телевизионный технический центр.

Гаврила Солодовников — купец, предприниматель и один из крупнейших меценатов Москвы XIX века. Его имя не так известно широкой публике, как, например, Третьякова или Морозова, но его вклад в благотворительность был колоссальным. Нельзя сказать, что он специализировался на чем-то одном: он занимался оптовой торговлей, активно инвестировал в строительство, недвижимость, развитие железнодорожного транспорта и финансовую сферу. В делах был невероятно успешен и быстро заработал огромное состояние, но при этом отличался крайним скупостью, о чем по Москве ходили легенды.

Желая получить дворянский титул, Гаврила Гаврилович Солодовников выразил готовность построить для Москвы любое необходимое общественное заведение. Именно таким образом многие купцы получали — а точнее, покупали — чин действительного статского советника и потомственное дворянство. В этот период городу остро требовалась больница для лечения кожных и венерических заболеваний. В конце XIX века сифилис и другие кожные болезни были настоящей эпидемией, особенно среди бедных слоев населения. Лечение стоило дорого, а государственные больницы не справлялись с потоком пациентов.

Солодовников не сразу согласился на этот проект — его смущала специфика будущего медицинского учреждения. Однако в итоге он выделил средства на строительство и оснащение больницы самым современным оборудованием. Дворянский титул был получен. Городские власти, учитывая его значительный вклад, предлагали назвать новую клинику его именем, но он отказался — не из скромности, а из-за нежелания ассоциироваться с подобными заболеваниями.

Архитектурный проект клиники был выполнен в лучших традициях московского модерна: просторные светлые палаты, удобные кабинеты врачей, отдельные помещения для научных исследований — все это делало больницу передовой для своего времени. Вскоре после открытия учреждение стало важным научным и образовательным центром. Здесь работали выдающиеся врачи, а студенты медицинских вузов проходили практику.
Больница на Большой Пироговской улице действует и сегодня под названием Клиника кожных и венерических болезней имени В. А. Рахманова. Имя Гаврилы Солодовникова постепенно забывается, но его благие дела до сих пор приносят пользу тысячам людей.

Гаврила Солодовников много вкладывал в благотворительность. На его пожертвования были построены Варваринский сиротский приют, клиника для лечения кожных и венерических заболеваний, а также театр, который мы знаем сегодня как Московский театр оперетты. Но я хочу рассказать вам историю еще одного дома, возведенного на деньги купца Солодовникова.

В 1901 году семидесятипятилетний Гаврила Гаврилович тяжело заболел. Современники отмечали, что незадолго до смерти он таинственно заявлял: «Вот умру — Москва узнает, кто такой был Гаврила Гаврилович Солодовников. Вся империя обо мне заговорит».

Солодовников был крайне непростым человеком: скупым, склонным к обману и хитрости. Управлять своими психологическими деструкторами непросто. Но однажды можно совершить поступок, искупающий все грехи и ошибки. Именно такой поступок и совершил Солодовников. Двадцать миллионов (в пересчете на сегодняшний день около $ 200 млн) из принадлежавших ему двадцати одного он завещал на нужды общества. На тот момент это была крупнейшая сумма, когда-либо отданная на благотворительность. Это событие комментировали мировые издания.

По завещанию Солодовникова эти средства должны были пойти:

1. На строительство домов для малоимущих в Москве.
2. На «устройство земских женских училищ в Тверской, Архангельской, Вологодской, Вятской губерниях».
3. На открытие родильного дома и профессиональных школ на его «малой родине» — в Серпуховском уезде.

Гаврила Гаврилович даже в завещании проявил дальновидную расчетливость. Он предписал: «Делать все следует не спеша… в течение пятнадцати лет, чтобы недвижимость, капиталы в акциях, процентные бумаги и прочее продать по выгодной цене».

Оставшийся миллион он распределил между родственниками и многочисленными знакомыми. Большая часть этих денег досталась Петру Гавриловичу, старшему сыну и его душеприказчику — ответственному за исполнение завещания.

На средства Солодовникова в нескольких провинциальных городах построили гимназии. Так, писатель Иван Шмелев вспоминал в эссе «Душа Москвы»: «Помню, в Глазове, Вятской губернии, среди лесов и болот… встретил дворец-гимназию. „На капиталы Солодовникова“. На пустыре, во тьме, чудеснейший „дворец света“, воистину свет из тьмы…»

Также на его деньги был открыт родильный приют в родном Серпухове. Он существует и сейчас под названием Больница имени Н. А. Семашко.

В 1909 году в Мещанской слободе (сегодня это улица Гиляровского, где мы сейчас находимся) по завещанию Гаврилы Гавриловича были построены два дома для малоимущих. Москвичи прозвали их «солодовками».

Доходный дом на Гиляровского, 65
Здание выполнено в стиле позднего модерна с элементами неоклассики. В его облике можно заметить симметричные фасады, эркеры и характерные лепные украшения. Внутреннее устройство соответствовало высоким стандартам того времени: просторные квартиры с большими окнами, высокими потолками и печным отоплением.

Стоимость аренды квартир в этих домах была очень низкой, при этом здания были оснащены всем необходимым: на их территории располагались магазины, столовая, баня, прачечная, ясли, детский сад и даже медицинский кабинет.

Солодовников писал в завещании: «…Рабочий класс, живущий честным трудом и имеющий неотъемлемое право на ограждение от несправедливости судьбы».

Однако в итоге в этих комфортабельных домах поселились чиновники, артистическая и музыкальная богема. Рабочие, ради которых строились дома, оказались в меньшинстве.

Сегодня эти здания занимают офисы компаний и представительства общественных организаций. Говорят, что планировалось построить целый квартал таких домов — так хотел Солодовников, и средств на это хватало. Тем более его сын Петр Гаврилович к 1917 году путем выгодных инвестиций увеличил сумму завещания вдвое — до баснословных 40 миллионов рублей.

Но время и известные исторические события внесли свои коррективы. Банковские счета были национализированы, деньги деноминированы, а все купеческие завещания и распоряжения утратили силу.

Савва Мамонтов родился в 1841 году в Тобольской губернии в многодетной купеческой семье. В доме его родителей всегда любили искусство, ценили интересные разговоры, частыми гостями были ссыльные декабристы. Савва рано почувствовал вкус к скульптурному делу, вокальным упражнениям, литературе. Учась на юридическом факультете, юный Савва Мамонтов успевал играть в театре, известно о его участии в одной из пьес Островского вместе с самим автором.

Внушительный семейный капитал, личная щедрость, чутье на таланты, желание быть полезным не только обществу, но и конкретным интересным ему людям укрепляли в нем субличность «щедрый покровитель». В 1870 году Мамонтов купил подмосковное имение Абрамцево, принадлежавшее его любимому писателю Сергею Аксакову. Новый владелец быстро превратил усадьбу в место притяжения талантливых людей, в первую очередь художников. Сегодня имена его гостей известны всем: Илья Репин, Василий Суриков, Михаил Нестеров, Михаил Врубель, Валентин Серов, братья Васнецовы.

Рациональный в бизнесе, в частной жизни Савва Иванович зачастую руководствовался эмоциями. Он относился к тем людям, которые всегда хотят объединять, организовывать — друзей, творческую студию, новое предприятие. Художник Виктор Васнецов писал: «Он не был ни художником, ни поэтом, ни музыкантом, но сам по себе он создавал вокруг себя такую атмосферу, которая притягивала нас всех как магнит…»

В 1899 году, после обвинений в растрате и финансового краха, Савва Мамонтов перебирается на окраину Москвы, в свой «Хутор в Бутырках», как он его называл. Усадьба была расположена на пересечении нынешних Ленинградского проспекта и улицы Правды. Сюда же несколькими годами ранее Савва Иванович перевел из подмосковного Абрамцева свой керамический завод.

Сам он поселился тут же, в большом деревянном доме, оставив опечатанный шикарный особняк на Садово-Спасской. Конечно, бревенчатый дом уступал московской усадьбе Мамонтовых, но всё же был по-своему хорош: в русском стиле, с резной отделкой, балкончиком. Двор был украшен скамьёй, фонтаном и бассейном, декорированными майоликой. Вдоль дорожек расставлены керамические панно. Территория керамического завода была буквально музеем под открытым небом.

Продукция завода начинает пользоваться спросом, она продается не только в Москве, но и берет награды в Париже. Многие керамические шедевры были созданы именно здесь. Например, в бутырской мастерской Врубель создал майоликовый камин «Встреча Вольги Святославовича с Микулой Селяниновичем»

В будни в мастерской кипела работа по текущим заказам, а в выходные дни ее наполняли друзья хозяина — художники, скульпторы, певцы… Среди гостей можно было увидеть Михаила Врубеля, Константина Коровина, Валентина Серова, Василия Поленова.

Гончарный завод в Бутырках работал до конца жизни Саввы Ивановича — он умер здесь в апреле 1918 года. Через полгода мастерские опечатали. Усадьба в Бутырках была национализирована и передана в распоряжение Наркомпроса с намерением организации музея керамики, лектория по истории искусств и базы развития народного творчества. Однако мастерская передавалась в аренду разным организациям и к концу 1930-х годов была полностью утрачена. Детище Мамонтова оказалось никому не нужным. Давно нет Саввы Ивановича, не существует его гончарной мастерской, но прекрасные картины, созданные там, продолжают украшать улицы Москвы. Перечислю некоторые из них — возможно, в следующий раз, когда вы окажетесь около зданий, украшенных керамическими панно, вы поднимите голову и обратите на них внимание.

• Панно «Принцесса Греза» и еще 23 других на фасаде гостиницы «Метрополь», созданные в 1902 году по рисункам Врубеля и Головина. (Кстати, в нашем путеводителе есть и отдельная история про «Метрополь», к которому тоже причастен Савва Мамонтов.)
• Керамический декор Ярославского вокзала, разработанный Ф. О. Шехтелем в 1903 году.
• Майоликовые панно работы Врубеля, украшающие ничем не примечательный с архитектурной точки зрения дом на Кремлёвской набережной, главным фасадом обращенный к Лебяжьему переулку.
• Керамический фриз фасада Третьяковской галереи по рисункам В. М. Васнецова и многие другие.

Следующая остановка на нашем маршруте — не отдельное здание, а целый переулок, который носит имя семьи купцов Шелапутиных. Династии, прославившейся благодаря Павлу Григорьевичу Шелапутину — предпринимателю, промышленнику, новатору, благотворителю и меценату, человеку необыкновенной судьбы.

Семья, в которой в 1848 году родился Павел Шелапутин, была зажиточной, «на хорошем счету» не только в купеческой среде, но и у государства. Дед Павла, Антипа Дмитриевич, жертвовал немалые деньги на поддержание русского войска во время войны 1812 года, а затем и на возрождение сожжённой Москвы.

Павел был третьим и младшим сыном в большой семье Григория Антиповича, который, как и его старшие родственники, активно развивал шёлковый бизнес. Несмотря на ограничения, связанные со «старой верой» (Шелапутины были старообрядцами, но Павел в зрелом возрасте перешёл в традиционное православие), детям дали хорошее образование. Казалось бы, всем членам семьи обеспечена благополучная и радостная жизнь. Но тут вмешался семейный сценарий.

В психологии семейные или родовые сценарии определяются как повторяющиеся из поколения в поколение значимые события или особенности поведения некоторых членов семьи. Сценарии передаются следующему поколению в виде семейных историй, легенд, тайн и, главное, событий. Иногда явно, иногда подспудно, на подсознательном уровне.

Сценарии бывают позитивные, счастливые, а бывают трагические, горестные. Все слышали про семейные «проклятья», повторяющиеся болезни, зависимости, роковые ошибки, воспроизводящийся травмирующий опыт предков.

Порой в одной семье сочетаются разные, даже противоположные сценарии. Именно это происходило в семье Шелапутиных. В ней сплелись два сценария: один — делового успеха и финансового процветания, другой — смертельный. Оба сценария преследовали Павла Григорьевича всю жизнь.

Шелапутин был ещё ребёнком, когда неожиданно один за другим скончались его дед, отец и старший брат. Через несколько лет внезапно умер второй брат. Младший сын Павел волею судеб оказался единственным хозяином процветающего предприятия и внушительного состояния.

Павел начал умело реализовывать сценарий успеха. В 26 лет он стал учредителем, директором и председателем правления Товарищества мануфактуры бумажных изделий в подмосковной Балашихе. Работал он с большим рвением, проводя много времени в цехах, без устали разбираясь во всех производственных вопросах, решая проблемы и изыскивая ключевые рычаги роста. Современники утверждали, что Павел Григорьевич был сообразителен, предприимчив, решителен и в то же время наблюдателен, внимателен, вдумчив. И неизменно деликатен и отзывчив. Под его руководством к началу XX века мануфактура превратилась в одно из крупнейших текстильных производств страны с трёхсоттысячным штатом сотрудников и годовым оборотом в 5 млн рублей.

Окружённый с раннего детства предприимчивыми родственниками, слышащий их разговоры, рассуждения, истории, Шелапутин «выбрал» сценарий финансового успеха, впитал напутствия, установки и правила, которые помогли ему в дальнейшем этот сценарий достойно реализовывать. Конечно, семейный капитал был внушительным, и Павлу в профессиональной жизни стартовать было легче, чем другим. Но он всё равно много учился, во всё вникал, работал на совесть. В итоге каждое его деловое решение приносило немалый доход — а решения он принимал уверенно и регулярно. Сравнение «богат, как Шелапутин» до революции 1917 года было общеизвестным.

Павел Григорьевич понимал: если удалось неплохо заработать, нужно отплатить за удачу, поделиться, сделать что-то полезное для тех, кому повезло меньше, и для общества в целом. За свою благотворительную деятельность в конце XIX века Павел Григорьевич снискал не только известность, но и глубокое уважение.

Он жертвовал немалые деньги Московской глазной клинике, Басманной и Алексинской больницам, земской больнице в Тульской губернии. Построил и финансово поддерживал гинекологический лечебный и научный центр, который назвал в честь своей матери, Александры Петровны Шелапутиной (о нём в нашем путеводителе есть отдельный рассказ). Принял финансовое участие в покупке экспонатов и обустройстве залов древнегреческой скульптуры Музея изобразительных искусств. Шелапутин даже пожертвовал один из домов на 1-й Рогожской улице Московскому обществу трезвости и открыл там уютные чайные комнаты с читальней.

Увы, смертельный сценарий не оставлял Павла Григорьевича. Двое его детей умерли во младенчестве, а три сына ушли один за другим в расцвете сил. В память о них Павел Григорьевич основал в Москве гимназию для мальчиков, три ремесленных училища, Педагогический институт имени Анатолия Шелапутина и выделил деньги на создание женской учительской семинарии.

За выдающуюся благотворительную деятельность Шелапутин был удостоен потомственного дворянства. Главная идея, которой он следовал всю жизнь, — в том, что возможность отдавать, творить, помогать, делать других счастливыми приносит человеку гораздо больше удовлетворения, чем личное богатство.

В Шелапутинском переулке невероятным образом переплелись истории двух семей меценатов. Хотя переулок носит имя Шелапутиных, которые владели здесь участком в начале XIX века, сохранившиеся строения связаны с фамилией Морозовых. В середине XIX века здесь находилась одна из ткацких фабрик Морозовых, которая в 1887 году была перестроена в богадельню и предназначалась «для призрения бедных престарелых или лишившихся по болезни возможности к труду лиц обоего пола, всех сословий».

С приходом советской власти богадельня стала домом для престарелых, а в 1927 году в нём был открыт родильный дом имени Клары Цеткин. Медицинское учреждение считалось одним из лучших в городе. В 1945 году Клементина Черчилль — жена Уинстона Черчилля — после посещения роддома написала в его «Золотой книге» следующее: «Если бы мне снова довелось иметь ребёнка, я хотела бы доверить его судьбу этому учреждению». Увы, сейчас это здание совершенно заброшено и разрушается на глазах.

Павел Григорьевич Шелапутин — предприниматель, промышленник, основатель Балашихинской мануфактуры, благотворитель и меценат, человек необыкновенной судьбы. Семейный сценарий успеха позволил ему развить фамильное дело и стать одним из богатейших предпринимателей своего времени. Будучи прекрасно образованным и культурным человеком, понимающим важность просвещения, он занимался благотворительностью: открыл множество учебных и медицинских заведений, часть из которых существует по сей день.

На рубеже XIX и XX веков ходила поговорка: «Богатый, как Шелапутин». Но Павел Григорьевич считал: если удалось неплохо заработать, нужно отблагодарить судьбу, поделиться, сделать что-то полезное для тех, кому повезло меньше, и для общества в целом.

В 1869 году Шелапутин приобрел подмосковное имение Покровское-Фили, поскольку его не слишком здоровая жена нуждалась в свежем воздухе. Он сразу же открыл горожанам доступ в прилегающий к дому парк и основал неподалеку небольшой приют для неизлечимо больных, чтобы те могли чаще бывать на воздухе. Позже он построил там лечебницу, где любой нуждающийся мог бесплатно получить консультацию врача и необходимые лекарства.
Испытывая глубокое уважение к работникам медицины и их важной миссии, Шелапутинжертвовал значительные суммы Московской глазной клинике, Басманной и Алексинской больницам, а также земской больнице в Тульской губернии.

Кроме того, он построил и на собственные средства поддерживал гинекологический лечебный и научный центр, который и по сей день находится на Большой Пироговской улице в Москве. Новому институту Шелапутин присвоил имя своей матери, Александры Петровны, которая, овдовев в 32 года, сумела вырастить шестерых детей.

Директором центра стал выдающийся врач и близкий друг Шелапутина — Владимир Федорович Снегирев. Павел Григорьевич осознавал значимость научной деятельности и охотно финансировал исследования Снегирева по лечению радием.

Архитектором здания института был один из самых популярных зодчих Москвы того времени — Роман Иванович Клейн. Композиционным центром постройки стала величественная угловая ротонда со стеклянным куполом, от которой расходились два перпендикулярных крыла корпусов. Само здание было тщательно спроектировано и предназначалось именно для обучения специалистов-медиков.

После Великой Отечественной войны для Клинического института акушерства и гинекологии им. В. Ф. Снегирева было найдено более просторное здание, а в освободившихся помещениях разместился Институт по изысканию новых антибиотиков им. Георгия Францевича Гаузе, входящий в состав Российской академии медицинских наук.

Истории про Николая Второва не раз встречаются на нашем маршруте. Он был человеком деятельным, любознательным, смелым на самые невероятные идеи и оставил богатое наследие, которое сохранилось до наших дней в виде архитектурных памятников. Его предприимчивость не знала границ: он мгновенно просчитывал потенциальную выгоду и затем действовал быстро и чётко. Хотел попробовать всё, не давал себе времени на сомнения. Был безжалостен к конкурентам, но мастерски находил союзников, единомышленников, сподвижников. И ещё в нём не было страха — ни перед неудачей, ни перед чужими оценками, ни перед будущим.

Николая Второва по праву называют одним из основателей нескольких отраслей российской промышленности — химической, текстильной, автомобильной. В первый военный 1914 год по его инициативе в Москве было организовано Товарищество «Русско-Краска», долгие годы успешно производившее краску. Часть лабораторий того времени дожила до наших дней, преобразовавшись в научно-исследовательский институт.

В 1916 году, в разгар Первой мировой войны, было принято решение о строительстве завода по выпуску грузовиков для армии. В сотрудничестве с купцом Степаном Павловичем Рябушинским инвестором выступил промышленник Николай Второв — один из богатейших людей России того времени, известный своими проектами в металлургии, машиностроении и горнодобывающей промышленности. Производство разместили в Москве, на территории около Симоновского монастыря. Завод получил название «АМО"(Автомобильное Московское Общество) и должен был выпускать грузовики по лицензии итальянской компании FIAT. Однако завершить проект до революции не успели, а после Октябрьской революции 1917 года предприятие было национализировано.

После окончания Гражданской войны завод получил новое имя — ЗИС (Завод имени Сталина). После развенчания культа личности Сталина в 1956 году его переименовали в ЗИЛ (Завод имени Лихачёва) в честь директора предприятия Ивана Лихачёва, который руководил им в послевоенные годы.

ЗИЛ стал символом советского автомобилестроения. Помимо грузовиков, здесь производили знаменитые правительственные лимузины ЗИЛ, на которых ездили советские лидеры — от Хрущёва до Горбачёва.

Стоит отметить, что все предприятия Второва отличались новейшим оборудованием, созданным по последнему слову техники, и привлекательными условиями труда. При заводах открывались профессиональные рабочие школы, строились современные общежития. Увы, завод АМО так и не успел поработать под управлением Второва, который скончался в 1918 году при загадочных обстоятельствах. Но кто знает, каких высот могло бы достичь это предприятие, если бы история пошла иным путём.

Второвы были родом из Иркутска, занимались поставками товаров с Нижегородской ярмарки в Сибирь, владели складами и магазинами. Особенно знамениты были так называемые «Второвские пассажи» — предшественники современных торговых центров.

В конце XIX века семья перебралась в Москву, ведь здесь было больше возможностей для бизнеса. Молодой и предприимчивый Николай инвестировал семейный капитал в самые выгодные сферы — добычу золота, алмазов, угля, металлургическое и машиностроительное производство, цементные и кирпичные заводы, фабрику по производству фотографических пластинок. В деловой среде Николая, его отца и брата, быстро завоевавших место среди московских капиталистов, называли выскочками, но это не мешало им успешно вести бизнес.

После смерти отца, Николай возглавил семейный бизнес. Теперь он развернулся во всю мощь и действовал лишь на свой страх и риск. Его интересы были разнообразны и широки. Он вошел в правление всех крупных банков, значительной частью которых владел сам. Вкладывал большие суммы в развитие транспорта — речного и железнодорожного. Начал заниматься недвижимостью.

Успешная семья должна была жить в соответствующем доме, поэтому Николай Второв построил в районе Арбата особняк для себя и своих близких.

Дом, спроектированный Владимиром Адамовичем, стал настоящим дворцом в стиле неоклассицизма: просторные залы, мраморные камины, массивные дубовые лестницы — всё в нем дышало роскошью. Помимо архитектурной ценности, по свидетельствам очевидцев, особняк отличался и другими выдающимися характеристиками: в нем были уникальная роспись, изысканная мебель, хрустальные люстры и светильники, дорогие гобелены.

Но купеческая идиллия длилась недолго. После революции 1917 года особняк был национализирован. В 1933 году здание передали американскому правительству, и с тех пор оно стало официальной резиденцией послов США в СССР, а затем и в России.

Особняк практически не пострадал за прошедшие сто лет. Сегодня он носит название «Спасо-Хаус».